Детектив на исходе века [ Российский триллер. Игры капризной дамы] - Сергей Трахименок

Потом они купались, загорали, болтали и, когда солнце вошло в зенит, пошли к автобусной остановке.

Остановились опять в тени павильона.

— Раз уж ты приехал в гости в Сочи, — проговорила она, — я хочу пригласить тебя в гости к себе. Ты не возражаешь?

— Конечно, нет… А как же…

— А никак… Это не твои проблемы, а мои трудности. Шампанское за тобой, фрукты и все остальное — за мной.

— А что… остальное?..

— Внимание, глупенький, внимание к такому шикарному мужчине, как ты, что ж еще.

Федя ничего не ответил, да и что может ответить мужчина после такого, даже не совсем искреннего, высказывания.

— Где встретимся?

— Встретимся в восемь часов возле универсама, на углу базарчика. Придется немного поиграть в Штирлица: ты увидишь меня и пойдешь за мной. Я заранее извиняюсь за это неудобство, но обещаю тебе его компенсировать. Впрочем, ты можешь отказаться.

— Нет, нет, — торопливо ответил он.

— Тогда до вечера, приятно провести время, и никаких знакомств на пляже, с девушками только легкий флирт…

И она ушла так же, как и вчера, легкой уверенной походкой человека, если и перешагнувшего рамки приличия, то не настолько, чтобы придавать этому какое-нибудь значение.

Когда она скрылась за углом Зимнего театра, Федя вернулся с небес восхищения на пыльную грешную землю, отметив, что совсем забыл сделать то, что задумал вчера, забыл о своей миссии, о Мишке, о своих планах…

Избавившись от ее обаяния, он стал рассуждать более трезво.

Если она и играет, то делает это чрезвычайно талантливо. Он в прошлом профессионал, у него есть оперативный и жизненный опыт. Кроме того, у него особое чутье на фальшь. Но фальши с ее стороны не было, хотя если посмотреть трезво, то его мозги затуманены ее обаянием, если не чем-то большим, а с затуманенными мозгами трудно оценить объективно обстановку, и как тут не вспомнить Луконина. Тут и Мишку понять можно, и немудрено, что тот забыл и о невесте, и о свадьбе, и все из-за женщины с прической под мальчика, которая на первый взгляд ничем не выделяется среди прочих женщин. Самые обычные женские формы, самые обычные пропорции, не очень выразительный голос и… что-то не вполне осмысленное, от чего все переворачивается внутри, и ты, как баран, готов бодаться со всем светом, идти за ней куда угодно, участвовать в пакостях, которые она может предложить, и даже, как говорил Мишка, продать душу дьяволу… Невольно поверишь в коварный запах сочинских магнолий…

Надо было искать шампанское, да и позаботиться об обеде. Федя пошел на базарчик, купил помидоров на обед, шампанское на вечер, а заодно обследовал возможные пути движения от базарчика.

По всему было видно, что двигаться можно только в одном направлении — вниз по улице налево, так как направо не было жилых домов, а размещались пансионаты, санатории, гостиницы, танцевальные залы, бани и прочие заведения для организованных отдыхающих.

Во дворе дома он столкнулся с Магдой, которая явно дулась на него.

— Как солнце и море? — спросил он, чтобы загладить свою вину.

— Распрекрасно, — ответила Магда и, задрав нос вверх выше обычного, прошла мимо.

«Ну и хорошо, — подумал он, — не надо будет объясняться с ней завтра».

Федя взял у хозяйки ведро с водой и поставил туда шампанское. Но вода мгновенно нагрелась в комнате, и он, завернув бутылку в газету, поставил ее в холодильник в летней кухоньке.

На пляж после обеда Федя не пошел, надо было отдохнуть и поразмыслить перед свиданием.

К вечеру в нем стали бороться два чувства. Первое было чувством благоразумия. Оно говорило: ходить на такие свидания опасно, и для этого есть веские аргументы, поскольку встреча обставлена так, что потом трудно будет найти концы не только кому-нибудь, но и тем, кто по долгу службы вынужден будет заниматься поисками. Второе чувство, в основании которого лежала физиология его мужского естества, не имело никаких разумных аргументов, но вытесняло первое и, наконец, удалило его на расстояние, безопасное для собственных маневров.

В конце концов он вскочил с кровати, взял в руки гантели, что когда-то притащил в комнату Мишка, и стал упражняться перед зеркалом, напевая:

В городе Сочи — темные ночи,Темные, темные, темные…

— Куда эт мы намылились? — спросила его Магда, встретив во дворе.

— Дела, дела, — уклончиво ответил он, направляясь к воротам.

— Ух, ух, — сказала Магда вслед ему.

За воротами Федя проверил, на своем ли месте находятся кирпичи: возвращаться ему придется, скорее всего, через забор, такова курортная жизнь.

В восемь ноль-ноль Федя был возле универсама. Он увидел Клео издалека и не спеша пошел к ней, чтобы дать возможность увидеть себя. Клео заметила его, но тут рядом с ней притормозил автомобиль, и водитель ее окликнул. Феде пришлось остановиться у киоска, где продавали всякую всячину от пепси-колы до пляжных тапочек. Рассматривая многочисленные «Сникерсы», «Баунти», «Марсы», он время от времени косил глазами в сторону Клео.

Так продолжалось минут пять, наконец, Клео закончила разговор и пошла вдоль улицы. Федя направился за ней, держа ее на дистанции видимости. В какой-то момент он понял: расстояние между ними слишком большое — и сократил его. Интуиция не подвела, если бы он не сделал этого, то наверняка бы потерял ее, поскольку она неожиданно свернула влево на лестницу, ведущую вниз. Так они двигались довольно долго, может быть, с четверть часа, и Федя, пытавшийся запомнить путь, запутался и бросил это занятие.

«И какого черта стоило встречаться так далеко от дома, — подумал он. — Не могла она назначить свидание поближе? — Но потом стал ее оправдывать: Универсам для меня единственный ориентир, что-нибудь другое я бы не нашел или нашел бы с трудом».

Меж тем стемнело. Они вошли в какой-то тоннель, точнее, арку под большим домом, здесь он опять чуть не потерял Клео из виду. В последний момент он все же заметил подъезд, в котором она скрылась. Помедлив немного, он вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице.

На третьем этаже у одной из квартир была приоткрыта дверь, и лучик света просачивался на лестничную площадку. Он вошел в дверь и, на случай если все же ошибся, произнес бодро:

— Мир дому сему.

— Мир, мир, — раздался знакомый голос, и из комнаты, где горел слабый свет, появилась Клео. Она прошла мимо него, закрыла дверь на задвижку. — Милости просим…

В следующую секунду она шаловливо чмокнула его в щеку и стала прежней Клео.

— Проходи сюда, — сказала она.

Он прошел в комнату, где горел торшер. Едва Федя переступил порог, как вспыхнул верхний свет, и комната предстала во всей своей красе. Со стенкой из цельного дерева, телевизором, тахтой, двумя креслами и журнальным столиком, изысканно сервированным на двоих.

— Присаживайтесь в кресло, — пригласила Клео так, как говорил бы Юнаков, потом взяла у него пакет с шампанским и вышла, видимо, на кухню. Послышался звук открываемой дверцы холодильника, и Клео вновь появилась с алюминиевым ведерком, в котором во льду и воде стояла бутылка шампанского, ведерко оказалось в центре стола рядом с вазой с фруктами.

— Это холодное, — сказала Клео, опустившись в соседнее кресло, — а твое пусть охладится. Прошу…

С некоторой поспешностью он бросился открывать бутылку и чуть было не выронил, так как она была влажной.

— Погоди, — произнесла Клео, — надо убрать верхний свет, оставим торшер.

— Да, — ответил он и опять чуть было не уронил бутылку.

— Успокойтесь, дорогой, — проговорила Клео, — такому мужчине, как ты, не стоит волноваться…

Хлопнула пробка, он стал разливать шампанское по бокалам, и тут зазвонил телефон.

— Нас нет, — резко сказала Клео, поднялась из кресла и выдернула невидимый для Феди телефонный шнур из розетки, — и еще долго не будет, правда?

Зазвенел хрусталь бокалов, Федя пригубил шампанское, мельком вспомнив предостережение Купрейчика: «Вино для тебя — яд».

«Все к одному, один раз живем».

Шампанское, казалось, всосалось в кровь, не дойдя до желудка. Федя опьянел мгновенно.

«Эффект первой рюмки, — вспомнил он Надеина, который любил несколькими словами обозначить что-либо, — сейчас пройдет, сейчас пройдет».

— Что с тобой? — спросила Клео, ставя свой бокал на стол, — ты изменился…

— Все хорошо, — ответил Федя.

Но он не осознал, действительно ли ему хорошо, все смешалось в нем. Опьянение, близость колдовских глаз Клео, чувство опасности создали какое-то сладкое напряжение, которое с каждой секундой росло и, чтобы спастись, от него нужно было избавиться…

Он потянулся к ней и задел столик. Бокал Клео упал, жалобно звякнув.

— Федор, — произнесла Клео со стоном, — у нас не получился ужин.